Состояние измененного сознания

Трудоголик от искусства Кирилл Серебренников отработал для себя и, хочется верить, для зрителя прелюбодейскую тему. Как всегда жутко и запредельно красиво. Но смотреть "Измену" тяжело не по причинам морально-этического толка

Москва. 7 ноября. INTERFAX.RU- Герои адюльтер-четырехугольника нарочно помещены экспериментатором Серебренниковым в стерильный декор и заведомо условные широты. Мир вокруг, как многозначительно подмечает режиссер, в буквальном смысле слова перестает существовать, выполняя функции условной действительности, в которую погружается разгерметизированная семейная жизнь, испытывающая внешние перегрузки.

Главная пара героев встречается в поликлинике, когда персонаж немецкой актрисы Франциски Петри проводит надменный кардиоосмотр чужого мужа (Деян Лилич) в рамках диспансеризации. При этом разворачивается чудесный каламбур-диалог, начатый репликой: "У меня сердце не на месте". Хитроватую разговорную схему Серебренников вместе со сценаристкой Натальей Назаровой выдерживают буквально до конца, доводя заданную сначала бодрую ноту абсурда до полного изнеможения.

Ошарашенный муж летит через дорогу домой, чтобы там, в кругу семьи, любимой и желанной женщины (Альбина Джанабаева из группы "ВИА Гра") и нещадно отвергаемого и битого сына испытать очистительные ощущения, характеризуемые уже идиоматическим выражением "спасибо, что живой". Передышка эта была временной. Творцы "Измены" продолжают нагнетать. Обманутый мужчина, с опаской, но все-таки доверяется с виду безумной докторше. И следует проторенной ею тропой разоблаченных любовников. Вот они гуляют по символическому осеннему парку со скульптурой оленя между деревьев, вот заглядывают в холл ритуальной гостиницы, где изменница (неизменно) заказывает кофе, а в реконструируемой обманутой женой ситуации бывают еще бутылка вина и тарелка сыра на двоих. Потом поднимаются в обезличенный номер, вглядываясь в интерьер которого оба пытаются представить, как же это тут бывает. Сама собой как-то приходит мысль "закольцевать" наметившуюся проблему собственным постельным этюдом. Потом трагическая развязка, в которой короткое участие принимает занятный следователь с удивительным лицом (Гуна Зариня). Ее линия в "Измене" как раз самая понятная, но от того не менее спекулятивная, шлющая большой привет, скажем, другой работе Серебренникова – "Изображая жертву".

Дальше "Измена" вытягивается в чудовищное, изнуряющее зрелище, грозящее вот-вот поглотить зазевавшегося зрителя вслед за космическими героями одиссеи в никуда. Лесное переодевание Франциски Петри в "новую кожу", то есть ее переход в другую действительность, кажется, напрямую вытащено из караксовской "Полы Х". А после такого видения и судить (осуждать) "Измену" уже как-то не очень хочется.

Серебренников в чем-то, может, и прав, рифмуя трагичность непреложности отравляющего фактора с его же схематичностью, но, боже мой, какая скука, наблюдать за пустотой. Режиссера жестоко подводит избранный контекст, к "материалу" он подходит заведомо осторожно, где-то вдалеке, за пределами площадки, все-таки усиленно подув на горячее молоко, превращает его своим ледяным дыханием в мутную воду. Он из самого "кровавого" и непредсказуемого недоразумения между живыми существами "высасывает" все живое и настоящее, оставляя зрителю "хитиновый" покров, движимый апломбом и экстрагированным эстетизмом. "Измена" - это, вероятно, что-то чертовски красивое, в голубых тонах, с привлечением осенних листьев, кашемировых пальто, тревожно развевающихся шарфиков и своевременной грозы на фоне урбанистического пейзажа, в клипе группы "ВИА Гра" эту тему можно было развернуть намного экономнее. Жаль только, на Венецианский кинофестиваль такое не повезти.

Обозреватель Полина Грибовская