Алчность российского бизнеса мешает его закреплению на внешних рынках
Директор Департамента экономического сотрудничества МИД России Александр Горбань в интервью "Интерфаксу" рассказал о причинах трудностей российского бизнеса на внешних рынках и оценил, насколько выгодным оказалось вступление нашей страны в ВТО
Москва. 2 января. INTERFAX.RU - Директор Департамента экономического сотрудничества МИД России Александр Горбань в интервью дипломатическому корреспонденту "Интерфакса" Ксении Байгаровой рассказал о причинах трудностей российского бизнеса на внешних рынках, подчеркнул, что вступление в ОЭСР для России не самоцель и оценил, насколько выгодным оказалось вступление нашей страны в ВТО. Дипломат также пообещал, что Россия никому не будет перекрывать газ в политических целях, но заверил, что цены на газ для Украины до уровня белорусских снижаться не будут.
- Несколько лет назад руководство России поставило МИД России задачу заняться более прагматичной деятельностью, привлекая в страну зарубежные капиталы и технологии. Удалось ли ее решить?
- Да, такая задача была поставлена, и она в значительной степени стала новой для министерства. Ведь во времена Советского Союза экономические вопросы на переговорах на высшем уровне вообще не ставились, хотя во многих странах это обычная, текущая работа. Но если сначала для нас такая постановка вопроса была внове, то вскоре мы поняли, что подобные вопросы обязательно должны обсуждаться и прорабатываться, в том числе на переговорах на высшем уровне. Так что постановка такой задачи абсолютно верная, особенно с учетом того, что некоторые острые вопросы не решаются без политического участия.
Сегодня с помощью политического ресурса, информации, контактов, которыми обладают российские загранучреждения, мы стремимся поддерживать отечественный бизнес за рубежом.
Мы также готовим визиты руководства России, с помощью коллег из профильных министерств и ведомств готовим материалы экономического характера для зарубежных визитов. В условиях кризиса последних лет торгово-экономические и финансовые вопросы имеют большую актуальность. К чести наших руководителей, на переговорах они демонстрируют высокий уровень подготовленности по сравнению со многими своими зарубежными коллегами. Мне всегда приятно слышать и читать, как в свободной дискуссии на разных международных площадках и в ходе двусторонних контактов они аргументированно бьют своих партнеров.
- А есть ли объективные факторы, в том числе и внутрироссийские, которые осложняют решение этой задачи?
- Сложностей более чем достаточно. Иногда наши компании слишком много хотят от МИД России, гораздо больше, чем мы в состоянии дать. Некоторые отечественные предприниматели думают, что у нас работают десятки тысяч крупных специалистов, которые по щелчку пальцев могут решить сразу все их проблемы. На самом деле, все это не так. Нам не хватает квалифицированных кадров, да и вообще кадров не хватает. Многие российские посольства работают в усеченном составе, и дипломатам приходится выполнять задачи, с которыми раньше вообще не приходилось сталкиваться. Нам приходится их информировать из Москвы. К примеру, сейчас мы активно занимаемся продвижением Екатеринбурга в качестве кандидата на размещение ЭКСПО-2020. Это абсолютно новая тема, здесь много разной специфики, и людям, которые ни разу с этим не сталкивались, бывает тяжело вникать.
Но все-таки, к чести многих посольств, интерес к такой работе у наших дипломатов присутствует. Особенно это касается "полуспящих" стран, в Азии или в Африке, где традиционно дипломатические представительства проявляют мало политической активности. Но зато там существуют экономические проблемы, к примеру, высокий уровень коррупции, когда у российских компаний требуют взятки за то, чтобы войти на рынок. В таких странах российские дипломаты с удовольствием включаются в живую работу, звонят, выясняют, добиваются своего. Очень радует такой отклик от коллег.
Раньше с российскими компаниями у нас было больше сложностей, чем сейчас, потому что они боялись МИД и пытались сами решать свои проблемы. Выходили на нас только тогда, когда было уже поздно. Звонили и говорили: мол, как же так, мы договорились с партнерами, а куда же делись наши 20 миллионов долларов? Оказывалось, что партнеры – это знаменитые в стране жулики, которые хорошо известны посольству. Случалось, что наши посольства не рекомендовали российским компаниям входить в тот или иной бизнес в какой-либо стране. Например, мы не рекомендовали одной из известных российских компаний покупать нефтеперерабатывающий завод в Турции, поскольку знали, что в случае покупки могут возникнуть проблемы с профсоюзами, которые имеют в стране большое влияние и авторитет. В итоге компания все-таки купила завод, столкнулась с профсоюзами, три года с ними судилась, ничего не отсудила и унесла ноги из страны с огромными потерями. Урок свой они выучили, думаю, в следующий раз будут к нам прислушиваться.
Наверное, все эти случаи естественны. Ведь мы находимся на новом пути, а на новом пути учатся все. И МИД, и российские компании учатся новым формам работы. Важно понимать, что МИД России не является врагом российскому бизнесу, или своего рода "государевым оком", у которого основная функция – "держать и не пущать". Отнюдь. Как раз наша функция сейчас – продвигать российский бизнес за рубежом
- Россия неоднократно выражала обеспокоенность тем фактом, что при попытках выйти на западные рынки российские компании подвергаются дискриминации. Можете ли Вы назвать наиболее проблемные страны с этой точки зрения? Их число растет или сокращается?
- В условиях кризиса каждое правительство естественным образом пытается защитить в первую очередь свой собственный бизнес, поэтому число стран, где иностранной компании тяжело выйти на рынок, в последнее время увеличивается. Ничего удивительного в этом нет.
Несмотря на все заклинания и заявления в рамках "двадцатки" о необходимости поощрять международную торговлю для ускорения выхода из кризиса, за последние годы было принято более ста протекционистских мер, причем в самих странах "двадцатки". Этим, кстати, грешит и Россия. Как только кризис начнет ослабевать, - а на это надежды все же есть, - то от этих мер будут постепенно отказываться.
Еще хотелось бы упомянуть об одной существенной разнице между российским и западным бизнесом: желание работать с большой нормой прибыли. У нас бизнес молодой, в определенной степени, можно сказать, и дикий. Он еще в периоде первоначального процесса накопления, особенно это касается небольших предприятий. На российском рынке норма прибыли бывает запредельная. Аппетиты у наших компаний просто гигантские, можно эти аппетиты даже назвать алчностью. Вспоминается распространенное суждение американских мыслителей о том, что к Великой депрессии 30-х годов привела как раз алчность бизнеса, который в результате и довел страну до ручки.
Поэтому далеко не все рынки за рубежом интересны для наших компаний, особенно если речь идет о долгосрочной работе. То есть не о том, чтобы выйти на рынок, провести какую-то молниеносную операцию, схватить и в зубах унести прибыль, а чтобы постоянно работать на норме прибыли, которая принята в этой стране. Во многих странах 10-12 процентов прибыли считается счастьем, а многие компании вообще работают с 3-5-процентной нормой прибыли и при этом нормально себя чувствуют. Но российскому бизнесу такие цифры бывают не интересны.
Кроме того, основной тенденцией у российского бизнеса является неумеренная экспансия. Он стремится захватить как можно больше, скупает предприятия и углеводородные поля, при этом не всегда просчитывая последствия. Причем эта экспансия часто основана не на собственных средствах, а на заемных. Под это закладываются свои собственные активы. Но ведь можно столкнуться с проблемами и при разработке полезных ископаемых, и с кризисными проблемами, например, с падением спроса на металлы. И результаты такой экспансии могут оказаться не самыми приятными.
Бывает, что принимаются и чисто политические решения, которые препятствуют выходу наших компаний на рынки. Скорее всего, такие решения все-таки связаны с влиянием местного бизнеса на национальные правительства, которые, в свою очередь, дают политическую отмашку. В связи с этим вспоминается история с концерном "Опель". Формально это германская компания, а на деле принадлежит американским акционерам. Несколько лет назад мы уже практически договорились купить концерн, но последовало указание из Вашингтона не продавать. Ведь тогда мы собирались не просто купить, но и войти в технологии, которыми владеет "Опель", чтобы поднять технологический уровень собственных автомобильных компаний. Причем в условиях кризиса мы предлагали выгодную программу развития предприятия, не предусматривавшую закрытия заводов. Тем не менее, последовал вот такой окрик, нам ничего не продали, а заводы впоследствии из-за кризиса закрылись. Аналогичная история случилась у нас в Великобритании, когда мы собирались купить не самую большую газораспределительную компанию, однако было политическое решение ее не продавать.
Думаю, что все это вполне естественные проявления глобальной конкурентной борьбы. Глупо на это обижаться, вставать в какую-то позу. К тому же ситуация несколько меняется. Многие приходят к выводу, что Россия не такая уж и страшная, и что бизнес наш не такой дикий и дремучий, что можно с ним работать. Но, конечно, за пару лет все эти проблемы не решить. В любой бизнес-среде очень большое значение имеет репутация. Если компания имеет хорошую репутацию, то испортить ее можно за один день, а зарабатывают репутацию годами.
- Помогает ли членство России в ВТО решать проблему допуска российских компаний на мировые рынки? Будет ли Россия пытаться через механизмы ВТО отменить защитные меры против российских компаний, в частности, металлургических?
- С точки зрения проблемы допуска российских компаний на рынки, уже можно начинать отстаивать свои права. Но для этого должны активизироваться сами компании.
Вы правильно ставите вопрос в первую очередь по металлургам. Российские металлургические компании, действительно, прижимали и при помощи антидемпинговых расследований, многие из которых необоснованны, и пытались ввести нетарифные ограничения до того, как Россия стала членом ВТО. Теперь у этих компаний гораздо больше возможностей защитить себя в условиях данной конкурентной среды. Более того, несколько антидемпинговых расследований уже были закрыты, как только мы вступили в ВТО. Другое дело, что сейчас для металлургов не очень хорошая конъюнктура, поскольку спрос на металлы достаточно резко упал, что вполне естественно в условиях замедления роста экономики.
Серьезная проблема заключается в том, что нам катастрофически не хватает специалистов по работе с ВТО. Несмотря на то, что специалистов готовят уже и в МГИМО, и в Дипломатической академии, и в Академии внешней торговли, кадров все равно не хватает. Количество документов, регулирующих деятельность самой ВТО, как и деятельность бизнеса в рамках ВТО, огромно. Надо не только знать эти документы, но и иметь опыт их практического применения.
- А почему только сейчас кадры начинают готовить, ведь переговоры о вступлении России в ВТО длились 17 лет?
- Думаю, это специфика российского менталитета. Как говорится, пока гром не грянет, мужик не перекрестится.
Могу вам честно признаться, лет 10 назад я и сам не горел энтузиазмом по поводу вступления России в ВТО. Для нашей экономики это был серьезный риск, поскольку она не была адаптирована для работы в условиях глобальной конкуренции.
Но я видел, что переговоры шли год за годом, а наши компании не делали абсолютно ничего для того, чтобы повысить свою конкурентоспособность. Так что теперь я думаю по-другому. На мой взгляд, жесткая конкуренция в условиях ВТО – это как раз тот рычаг, который заставит поднять конкурентоспособность российских компаний. Многие из них уже сделали это, вышли на высокий уровень и спокойно себя чувствуют, готовы конкурировать, несмотря на жесткие правила ВТО. А некоторые, к сожалению, упустили время, ничем не занимались, а только требовали подачек от государства. Теперь они находятся в трудной ситуации. Ничего не поделаешь, жизнь – это достаточно жесткая штука, она заставляет нас быстрее крутиться. Спокойно сидеть на нажитом в 90-е годы больше не получится. Не исключаю, что ряд компаний не выдержат конкуренцию и обанкротятся.
- По Вашим ощущениям, изменилось ли отношение западных инвесторов к России за последние два-три года, если да, то в какую сторону? Чего опасаются прямые инвесторы, являются ли, на Ваш взгляд, эти опасения обоснованными или политизированными?
- Что касается прямых иностранных инвестиций, то в России они продолжают расти. Случаи, когда прямые инвесторы уходили с российского рынка, единичны, их можно пересчитать по пальцам. К тому же их уход, как правило, был связан не с плохим инвестиционным климатом, а с внутренними проблемами в их странах. Крупный и средний западный бизнес на российском рынке уже присутствует и адаптировался.
Хотя это все не означает, что наш инвестиционный климат заслуживает похвалы. Многое еще предстоит сделать. Это касается, например, инфраструктуры, цен на подключение электроэнергии, которые просто запредельны. С одной стороны, мешает наша традиционная российская нерасторопность. С другой стороны – коррупция. С этим, естественно, надо бороться, и в России этим занимаются, хотя, мне кажется, не достаточно. Усилия должны быть более активными.
Вообще, мне кажется, российские компании тоже должны озаботиться инвестиционным климатом в стране. Потому что те методы, которые они используют при взаимодействии с местными властями, просто неприемлемы для западных инвесторов. Всплывает в памяти, как на высокой политической площадке президент компании "Икея" сообщил, что в одном из российских регионов у него потребовали взятку за разрешение построить магазин. И это при том, что компания "Икея" не только создает в регионе дополнительные рабочие места, но и помогает развиваться местному бизнесу. Конечно, тогда компании было оказано содействие, и все вопросы были решены, магазин построили. Но ведь многие компании, в отличие от "Икеи", просто не могут достучаться до самого верха!
- В 2007 году Россия начала процесс присоединения к ОЭСР. Разделяете ли Вы оптимистические прогнозы о том, что уже в 2013 году Россия сможет стать полноправным членом ОЭСР? Какие выгоды может принести членство в этой организации?
- Задача вступить во что бы то ни стало в ОЭСР к 2013 году перед нами не стоит. Вступление в ОЭСР – не самоцель и не погоня за сиюминутным имиджевым успехом. На последней встрече Президента России Владимира Путина с генеральным секретарем ОЭСР Анхелем Гурриа в июне 2012 года в Лос-Кабосе было достигнуто общее понимание того, что в принципе к 2013 году реально завершить технические вопросы, а в 2014 году начать непосредственно процесс вступления. Но подчеркну еще раз - это не является нашей самоцелью. Не получится – ради Бога.
Думаю, что не правильно устанавливать жесткие сроки нашего вступления в ОЭСР. Когда шли переговоры о вступлении в ВТО, некоторые в России настаивали на фиксации таких сроков. Но с точки зрения переговорной практики это недопустимо. Ведь когда вы устанавливаете жесткие временные рамки, партнер по переговорам понимает, что вы торопитесь, и начинает требовать уступки. Только тогда, когда мы отказались от такого подхода и заявили, что свою экономику ради скорейшего вступления в ВТО разрушать не будем, началась серьезная переговорная работа. Наши партнеры поняли, что не получится добиться от нас всего, что им угодно. А ведь изначально от нас требовали взять на себя обязательства "ВТО-плюс", то есть большие обязательства, чем имеют члены ВТО.
ОЭСР не является такой жесткой организацией, как ВТО, она предусматривает гораздо меньше юридически обязательных требований к государствам-членам. Тем не менее, многие из них достаточно серьезны и требуют от нас весьма тщательной работы как по адаптации законодательства, так и в сфере правоприменения. Кроме того, потребуется создать некоторые механизмы, которые в нашей экономике отсутствуют. Например, так называемую систему надлежащей лабораторной практики. Одним словом, обеспечить сходство стандартов со странами-членами ОЭСР. Мы должны отвечать их стандартам и подтягивать свои под этот уровень. Если же у нас стандарты выше, чем в странах ОЭСР, то мы в процессе переговоров и опираясь на какую-то научную базу, можем убедить наших партнеров, что наши стандарты должны являться приоритетными.
Нас пригласили вступить в переговорный процесс, и он продолжается. Идет достаточно активная работа в комитетах и рабочих группах. Россия уже подписала и ратифицировала Конвенцию ОЭСР по борьбе с коррупцией при подкупе иностранных лиц. Сейчас идет вторая фаза обзора применения данной конвенции в России. Есть некоторые недоработки в этой сфере, но думаю, что их удастся исправить. Нужно время, чтобы адаптироваться к стандартам ОЭСР, быстро это сделать нельзя.
Я уверен, что членство в ОЭСР в конечном итоге пойдет на пользу России. Ведь что такое ОЭСР? Это своеобразный клуб продвинутых с точки зрения экономики стран, которые накопили гигантский опыт работы в условиях современного рынка. То есть такая своеобразная школа "ударников капиталистического труда". Не воспользоваться этим опытом просто грех. Иначе мы не добьемся того уровня конкурентоспособности, о котором мы с вами раньше говорили.
- Правильно ли полагать, что решение о приеме РФ в ОЭСР будет, прежде всего, продиктовано политическими соображениями? Разделяете ли Вы опасения о том, что ряд западных стран-членов ОЭСР могут впоследствии использовать площадку организации для озвучивания стандартных критических замечаний в адрес политической системы России, работы ее судов и пр.? Или, к примеру, обсуждения дела Сергея Магнитского?
- Эти опасения справедливы. Политические риски существуют везде. Международные площадки, которые не предназначены для обсуждения политических вопросов, тем не менее, зачастую используются для этих целей.
В принципе, ОЭСР не выдвигает особых политических требований странам-участницам. Основных требований такого плана два: во-первых, страна должна быть весомым игроком на международной арене, а во-вторых, должно иметь место схожесть взглядов, то, что в английском звучит как like-mindedness. Многие переводят это как "единомыслие", но мы бы не хотели это так переводить, речь идет скорее об общности подходов.
С первым требованием у России проблем нет. Что касается второго, то мы разделяем общие демократические ценности. Другое дело, в какой степени у нас это все получается. Конечно, у нас есть недостатки. Собираемся мы их исправлять? Несомненно, мы этим и занимаемся. Но изменять характер и структуру своей политической системы в угоду кому бы то ни было Россия не будет. Будем ее только развивать и совершенствовать, но сами. Между прочим, по многим параметрам политическая система в России гораздо более продвинутая, чем во многих западных странах.
Политизация экономических вопросов всегда связана с поиском рычагов воздействия на партнера. Как в известном фильме: "А если не будут брать (лотерейные билеты) – газ отключим".
Что же касается Сергея Магнитского, то мы и сами считаем его смерть трагедией. Возможно, кто-то по своему разгильдяйству и непрофессионализму довел ситуацию до того, что человек погиб. Но ведь расследование до сих пор идет. Какое имеют отношение к нему американцы, принявшие свой "закон Магнитского"? Что это, как не политизация и попытка давления на Россию?
Как вообще устроен механизм вступления в ОЭСР? Комитеты и рабочие группы ОЭСР (всего их 22) должны представить заключения, в которых обосновывают, что Россия соответствует требованиям ОЭСР и "готова и желает" взять на себя обязательства, связанные с членством в этой организации. Это первая стадия. В ходе второй стадии вступление России должны буду одобрить все государства-члены. Именно на этой стадии, по нашим предположениям, может возникнуть и дело Магнитского, и вопросы, связанные с правоприменительной практикой в России, и ряд других политических вопросов. Так что потенциальные политические риски, безусловно, есть.
Но наличие таких рисков само по себе ничего не означает. Ну возникнут у кого-то к нам вопросы. Обсудим, решим. Они и сейчас уже возникают у некоторых стран-членов ОЭСР, но задаются очень мягко, супер-дипломатически. Например: "У нас создается впечатление, что ваша правоприменительная практика не совсем соответствует нашим требованиям". Мы в ответ на это просим предоставить конкретику, однако ответа часто не получаем.
Вообще, мне кажется, иногда мы слишком резко реагируем на критику в свой адрес. Что в ней такого? Караван-то идет... Умные и так все понимают, а на обиженных воду возят. Просто надо уметь делать соответствующие выводы.
- А считает ли Россия оправданным, приемлемым для себя использование экономических рычагов для достижения внешнеполитических целей?
- Для достижения любых целей, и политических, и экономических, можно использовать все имеющиеся ресурсы, если это не противоречит международному праву. А почему нет? У многих стран даже есть специальное законодательство, которое не просто позволяет, а заставляет их в соответствии с существующими законами применять экономические санкции к тем странам, которые, с их точки зрения, неадекватно себя ведут в любой сфере - и в политической, и в правовой, и в социальной. По-моему, это совершенно справедливо. Иран попал под односторонние санкции, Сирия, другие страны. В чем здесь, собственно говоря, преступление?
Какие есть ресурсы, такие и используем. Главное, что Россия при этом не нарушает международное право. Так что для достижения целей могут использоваться и политические, и экономические рычаги. Другое дело, цели должны быть адекватными.
- А энергетический ресурс может использоваться для достижения политических целей? Ведь на Западе многие видят Россию как страну, которая сидит на газовой трубе, и чуть что, грозит всем газ перекрыть…
- За все время, пока я работаю, ни разу не сталкивался с таким подходом. Ни наш президент, ни премьер, ни министр иностранных дел, ни вице-премьеры никогда не говорили, мол, ах, вот ты такой, мы тебе газ отключим.
Надо понимать, что по существующим контрактам мы элементарно не имеем права этого сделать. Как такое теоретически возможно? Ведь контракт предусматривает штрафные санкции. Если так вот взять и отключить газ, бюджет недополучит много денег.
За такими обсуждениями на Западе кроется, конечно, тема особой "любви" к России, а в первую очередь недовольство "Газпромом". Но эти страхи сейчас неактуальны, для специалистов они просто смешны.
В условиях кризиса, а также с учетом нарастания производства сланцевого газа в США, европейский газовый рынок фактически рухнул. Если раньше американцы закупали много газа из Катара, Индонезии и из других стран, то теперь они полностью себя обеспечивают и, более того, готовятся к выходу на внешний рынок. Сейчас "Газпром" вынужден пересматривать ценовые условия многих контрактов и уже сделал это с целым рядом стран. Так что эти страшилки про то, что Россия кому-то что-то перекроет, абсолютно безосновательны.
Ведь сейчас масса газовозов из Катара, к примеру, простаивают. А простой газовоза обходится в сотни тысяч долларов. Поэтому иногда им выгоднее вообще отдать этот газ бесплатно, только чтобы не стоять на рейде. А такие случаи, между прочим, уже были.
Откровенного говоря, я часто критиковал "Газпром", и за их позиционирование на рынке, и за другие недоработки. Но в данном случае хочу встать на его защиту. Ведь добыча и поставка газа требует гигантских инвестиционных вложений, которые "Газпром" уже сделал. При этом он брал кредиты под контракты поставок этого газа, то есть эти деньги надо отдавать. А с них требуют, говорят, мол, ребята, а теперь уменьшите-ка нам цену в два раза. Но как тогда отдавать деньги банкам, у которых брали кредиты под строительство трубопровода, под разработку газовых скважин, по поддержанию их, по закупке перекачивающего оборудования? Они обанкротятся сами, если снизят цену. Так что на самом деле ситуация достаточно жесткая, и я великолепно своих коллег из "Газпрома" понимаю. Именно поэтому они стараются держаться за долгосрочные контракты, и многие, и в Европе в том числе, понимают, что долгосрочный контракт, в отличие от спотовых продаж сжиженного газа, дает возможность гарантировать инвестиции в разработку.
Если этого не будет, что может произойти? И "Газпром", и многие другие просто перестанут строить трубопроводы, разрабатывать скважины. Тогда общее количество газа на рынке упадет, а цена на него вырастет, причем в гигантском масштабе, так, как это уже случалось с нефтью. Кому от этого будет хорошо? Энергобезопасность окажется под большой угрозой.
Я считаю, надо договариваться, искать варианты. Конечно, я не сторонник того, чтобы давить на своих коммерческих партнеров, пытаясь вынудить их пойти на невыгодные условия. Но сейчас варианты давления при помощи газа, конечно, мизерные.
- Но многие расценивают ситуацию, когда Россия предлагает снизить цену на газ Украине только после ее присоединения к Таможенному союзу, именно как давление…
- Контракт с Украиной был подписан, причем это был достаточно льготный контракт. В соответствии с ним цена на газ для Украины была на 100 долларов дешевле, чем средняя рыночная цена того времени. Сейчас Украина хочет еще меньшую цену, но при этом ведет себя достаточно противоречиво. Например, мы когда-то просили украинцев создать консорциум по эксплуатации трубопроводов, которые идут по Украине, в котором бы участвовали также Россия и Евросоюз. Это нужно было для того, чтобы нормально поставлять газ в Европу по существующим контрактам. Но Украина на это не пошла, и в результате мы вынуждены строить трубопроводы в обход Украины.
Ну и к чему это приведет? Все закончится тем, что гигантская груда железа на территории Украины, которая когда-то была трубопроводом, просто заржавеет и ее можно будет сдать на металлолом.
Что же касается требований продавать Украине газ по таким же ценам, как Белоруссии, то они неосуществимы. Россия на это не пойдет. В честь чего? Россия и Белоруссия – члены Таможенного союза, мы движемся к Единому экономическому союзу. Было так и сказано: если вы хотите цены Белоруссии – вступайте, пожалуйста, в Таможенный союз. Но Украина хочет одновременно сохранить два вектора: и вступить в Евросоюз, где ее особо и не ждут, и поучаствовать в Таможенном союзе, но только по тем параметрам, которые ей выгодны. Но так не бывает. Нельзя быть чуть-чуть беременным.
- Что Вы думаете о расследовании Еврокомиссии в отношении "Газпрома"? Это проявления конкурентной борьбы, попытка давления, или же расследование имеет под собой основание?
- Думаю, что одной из причин такого расследования стал тот факт, что при заключении контрактов нет необходимого уровня открытости. Да и "Газпрому", конечно, надо было не только вкладывать деньги в рекламу на российских телеканалах под лозунгом про национальное достояние, но и озаботиться своим имиджем на мировом рынке. Ведь все глобальные компании тратят очень много усилий и средств на создание имиджа, и, как показывает практика, это имеет экономический эффект. Имидж же "Газпрома" на Западе, к сожалению, является устрашающим.
С другой стороны, конечно, расследование является и попыткой воздействовать на "Газпром" с целью понижения контрактных цен. Так что можно охарактеризовать происходящее и как прессинг.
Само по себе расследование – это, в принципе, достаточно тривиальная вещь. Такие расследования происходят в Европе постоянно. Достаточно вспомнить нашумевшую историю с расследованием в отношении компании Microsoft, которое закончилось миллиардными штрафами. Вспоминается и расследование Еврокомиссии деятельности компании De Beers.
Я считаю, что на такие расследования нервно реагировать не нужно. Нужно приглашать хороших юристов, недостаток которых, увы, часто чувствуется во многих российских компаниях.
- ЕС - основной экономический партнер России. Но говорят, что подчас он и самый сложный, несговорчивый. Насколько серьезны, по Вашей оценке, противоречия между Россией и ЕС по вопросу о выбросах парниковых газов? Удастся ли решить эту проблему, не доводя до возобновления платы за транссибирские перелеты?
- История, связанная с введением платы за выбросы парниковых газов, представляет собой попытку распространить европейское законодательство на весь оставшийся мир. Не только Россия выражает недовольство введением ЕС платы за эмиссию парниковых газов, но и авиакомпании из других стран мира категорически против. Многие авиакомпании, насколько мне известны, готовы судиться, и судебная перспектива у таких дел достаточно хорошая. Я полагаю, что такие вопросы должны регулироваться в Международной организации гражданской авиации (ICAO).
В принципе, это все вопрос переговоров. Думаю, что никакой тупиковой ситуации нет. Насколько я понимаю, дело не в самой плате за транссибирские перелеты, а в том, что эти деньги получает не государство, а компания "Аэрофлот". То есть, таким образом "Аэрофлот" получает конкурентное преимущество перед западными авиакомпаниями. Именно это беспокоит европейцев. А само наличие такой платы за транссибирские перелеты вполне естественно, все это понимают. Ведь нам нужно поддерживать инфраструктуру, обеспечивать работу спасательных служб, служб контроля за полетами.
Что же касается Евросоюза в целом, то он всегда был достаточно сложным партнером. Уровень бюрократии переходит все возможные пределы, он просто зашкаливает. Особенно в этом плане грешит Еврокомиссия.
В последнее время настораживает тот факт, что темы переговоров, которые должны вести эксперты отраслевых гендиректоратов, передаются в политические структуры ЕС. Но в политических структурах Еврокомиссии нет узкопрофильных специалистов, которые, к примеру, досконально разбираются в тех же транссибирских перелетах, или в энергетике, лабораторной практике и т.д. Ощущение, что некоторым нашим переговорщикам в ЕС просто дается директива "держать и не пущать", они этой директиве следуют, но сами не понимают ничего, не могут аргументировать и конкретизировать свою позицию. То есть, присутствует своего рода ограниченность.
Мы никак не можем договориться с ЕС о новом базовом соглашении, поскольку наши партнеры постоянно пытаются вставить в документ требования, которые превышают даже наши обязательства в рамках ВТО. Есть проблемы и в энергетике, и в сфере обслуживания, и в финансово-банковской сфере и в ряде других. Но ничего страшного. Я уверен, что в конечном итоге мы договоримся.
