Юбилей примы
Тамара Синявская: "Для меня всегда было главным - петь, заниматься вокалом, здесь я была совершенно сумасшедшая!"
Москва. 6 июля. INTERFAX.RU - Сегодня у народной артистки СССР Тамары Синявской - самой молодой из поколения великих певцов московского Большого театра 2-й половины XX - начала XXI столетия, одной из первых советских вокалистов, заблиставших на мировой оперной сцене - юбилей.
Оперная царица Тамар
Вопреки распространенному мнению, что Синявская интервью не дает, "оперная царица Тамар", как назвал черноглазую обладательницу редкостного по красоте меццо-сопрано ведущий наш музыкальный критик Святослав Бэлза, согласилась ответить на вопросы корреспондента "Интерфакса" Нины Коваленко.
Тамара Ильинична, обычный в соответствии с темой вопрос: чем встречаете свой юбилей, что делаете? Ведь Большой театр Вы, к общему удивлению, оставили 5 лет назад, после почти 40 летней службы в нем.
Признаться, не люблю это слово - "юбилей" и его значение тоже, но отвечу... итак, юбилей свой я встречаю тем, что выпустила 3-й курс своих студентов в Театральном институте - ГИТИСе, да сейчас это называется РАТИ, Российская академия театрального искусства, хотя РАТИ для меня неродное слово. Так вот, мои студенты закончили в этом, весьма престижном вузе, 3-й курс. Прилично, надо сказать, закончили.
Есть среди них будущие Синявские, Каллас?
Нет, я такого не могу сказать, потому что это только Богу известно - будет ли там что-то в будущем. Но сегодня, в настоящем, там есть большое желание, там есть очень красивые голоса, там есть влюбленность в профессию, что для меня очень важно, причем с годами она возрастает, как я обратила внимание, да, именно у моих учеников. Потому что, мне кажется, эту вакцину влюбленности в профессию я им запустила глубоко. [Смеется] И они, забыв о том, что в общем-то ГИТИС выпускает певцов и актеров довольно широкого профиля, чем он мне и нравится, но в общем они где-то так в оперный уклон уже пошли. Хотя они очень молодые, им по 21-22 года.
Вы в эти годы уже были солисткой Большого театра, пели партию Пажа в "Риголетто", Ольги в "Евгении Онегине". А поступили в Большой в 20 лет. Случай вообще беспрецедентный.
Да, так случилось. Но такое раннее начало, скорее, исключение.
"Петь на публику я начала года в три"
Исключительных исключений в Вашей жизни было немало. К примеру, мало того, что Вас приняли в Большой, когда Вам было только 20 лет. Но ведь и образования консерваторского у Вас не было - лишь училище при консерватории. Такое с Большим театром случилось только дважды: сначала с Галиной Вишневской, потом с Вами. К 22 годам Вы уже пели несколько ведущих партий в Большом, а до 30 лет исполнили почти весь меццо-сопрановый репертуар главного театра страны. Если в Большом Вам не хватало партий, Вы пели их в театрах Парижа, Лондона, Милана. Так?
Так [смеется].
Так случилось, что в результате в Вашем творческом багаже оказались все более-менее заметные партии мирового оперного репертуара, а из главных партий Вы не спели только две - Эболи в "Бал-маскараде" Верди и ...
Я не люблю эти партии. Мне кажется, они не подходят моему голосу.
Ею восхищались Мария Каллас и Тито Гобби
Еще один исключительный момент в жизни Тамары Синявской связан с ее удивительным восхождением по звездной лестнице самых престижных международных конкурсов.
Первым был конкурс молодых оперных певцов на IX Международном фестивале молодежи и студентов в Софии в 1968 году. 25-летняя Синявская получает золотую медаль. В 1969 г. новый успех приходит к Синявской на XII Международном конкурсе вокалистов в городе Вервье (Бельгия); советские певцы принимали участие в этом труднейшем состязании впервые. Тем более ошеломляющим казался успех Синявской. Она получила не только Гран-при и золотую медаль, но и специальную премию "за лучшее исполнение романса".
Вот лишь один из отзывов местной прессы - газеты "Ле Курье". "Синявская - это просто чудо. Голос восхитительный, звучный и объемный, - писала в дни конкурса газета. - Исключительным моментом явилось исполнение арии из "Фаворитки" Гаэтано Доницетти. Голос совершенно необычный по широте диапазона и по тембру - во всех регистрах".
Через год Синявская побеждает еще в одном состязании - на IV Международном конкурсе имени П.И.Чайковского в Москве. Феноменальная весомость этой золотой медали (третьей за три года!) - в том, что в жюри конкурса вокалистов входили Мария Каллас и Тито Гобби - два величайших исполнителя за всю историю мировой оперы.
Наконец, еще одно удивительное явление, касающееся жизни и творчества Т.Синявской и где-то уводящее нас к солнечному феномену юного Моцарта. Синявская обладает поставленным от природы голосом. Это бывает, хотя не так уж часто. Но что самое поразительное, она, очевидно, обладала этим - добавим мягкое слово "почти" - готовым голосом уже в 3 года. Во всяком случае, на вопрос - когда она впервые выступила перед публикой? - Тамара Ильинична отвечает: "Где-то в три года". Все без исключения авторы статей и рецензий о ней, отмечают, что маленькая Тамара особенно любила петь в подъездах старинных московских каменных домов - там, мол, хорошая акустика: "Да, в детстве я пела не только в подъездах, хотя там действительно потрясающая акустика, голос звучал удивительно, но я пела везде, понимаете, - везде: в трамвае, в бане".
При народе, без народ
Мне неважно это было. Хотя народ, конечно, нужен, вообще среда окружающая. Вот в трамвае стучат колеса, и под них песня сама напрашивается. Знаете, что в трамвае особенно хорошо получалось? [Запевает] "Каким ты был, таким остался..."
А народ трамвайный не подпевал?
Нет, они слышат, что вроде голос живой, начинают оглядываться, трамвай замедляет движение - я свой голос закрываю. В метро я очень любила петь - вот встану у двери, где написано было - помните, раньше? - "не прислоняться", вот я уставлюсь на эту надпись, спиной к публике и пою... целые сцены разыгрывала... Останавливался поезд, и я останавливалась. Ну, в банях - это я совсем еще маленькая была, да лет с трех меня мама в детстве в баню водила, - и вот там - пар, фигуры размытые, и я воображала, что я одна на сцене, а вокруг какие-то призрачные картины - и все это требовало очевидно выброса эмоций...
Откуда в ребенке такая тяга к пению? Ваша семья...
Нет, нет, у меня была самая простая семья, и жили мы трудно. Но знаю, что мама очень любила петь, у нее был красивый голос, но у мамы так сложилась жизнь, что не только пением заниматься, но и просто получить образование она не могла. Она была старшей в многодетной семье, случилось так, что все легко на нее, а она была человеком очень ответственным. Видимо, и эти ее гены мне передались. Она была таким очень правильным человеком, строгих устоев... Она, например, очень переживала, что я сразу, не получив консерваторского образования, и совсем молоденькая, попала в Большой театр. К театру она, пусть он и знаменитый Большой, относилась, ну, как выразиться, как к не очень подходящей среде для молодой наивной девушки...
Но она ведь дожила до Вашей славы, благо последняя пришла к Вам быстро...
Да, она успела услышать меня в театре. Она услышала даже мое выступление на конкурсе Чайковского - в 1970 г., и умерла на следующий год.
Это был тот самый конкурс, когда в жюри были Каллас и Гобби?
Да, да, тот самый. Это вообще был один из самых мощных конкурсов в истории.
Почти 35 лет - и дай Бог еще столько же и столько - длится Ваш брак с Муслимом Магомаевым, знаменитым певцом, совершенно легендарной личностью. Такие длительные браки в артистической среде вообще редкость, а уж с такой оперной и эстрадной звездой, как Муслим, которого публика буквально носила на руках, - это не просто исключение, это за гранью реального, можно сказать. Расскажите о первой Вашей встрече с Муслимом и о встрече, с которой началась вдруг любовь?
Ой, Вы знаете, трудно мне так сказать. Ну, первая, я так думаю, самая первая, встреча произошла в ВТО. Это был 1965 г., буквально 2 января. Я в 1964 г. пришла в Большой театр, и мой первый новогодний концерт состоялся как раз в Центральном доме актера ВТО (Всероссийского театрального общества - тогда). Дом актера находился еще на улице Горького, ну, Тверская сегодня, в районе Пушкинской площади. И там у меня утренний был концерт, как сей час помню. Ну, представляете - 2 января, да? И мы с ним оказались в одном концерте. Он был тогда, конечно, безумно популярным, и очень долго оставался в таком статусе. Как сказала о Муслиме Алла Пугачева: "Вряд ли кому снились такое признание, такая популярность". И это ведь сказала девушка не совсем неизвестная.
Ну, так это было. И когда я увидела, что эта знаменитость недосягаемая - оказался таким скромным, худенький такой, высоченный, - я даже удивилась. Мы оказались рядом, обменялись какими-то незначительными словами. Он первый спросил: "А Вы где поете?" А я говорю: "В Большом театре". Он так на меня внимательно посмотрел и говорит: "По Вас не скажешь, не похоже" - "Почему?" - "Слишком скромная"...
Потом мы встречались на концертах. И последняя - а по-настоящему первая встреча - он-то этого, наверное, не помнит, потому что таких как я - ну, неизвестных еще, или не совсем известных, было много, ну, мало ли с кем он встречался на концертах, но он-то был один. И поэтому я-то, конечно, среагировала на ту встречу... А вскоре - это был уже 1972 г. я поехала на Декаду русского искусства в Азербайджан, был октябрь... Я была страшно простужена, ехать не хотелось. Но мне сказали: "Вот как раз поезжай, и там отогреешься". Я подумала: "Где отогреюсь, в октябре-то?" Но оказалась в таком жарком крае, что действительно отогрелась. Там мы и встретились - в Бакинской Филармонии имени Муслима Магомаева. Я не знала, что у него дед - знаменитый азербайджанский композитор, и я подумала: "Ни фига себе, такой молодой парень, а его именем уже названа целая Филармония!" Ну, мы встретились там после концерта. И познакомил нас, как бы уже официально, Роберт Рождественский. Замечательный наш поэт, прекрасный человек. Муслим протянул руку и так скромно сказал: "Муслим". Меня такой хохот разобрал: можно подумать, что его никто не знает. Вот так мы познакомились и с тех пор мы вместе. И в жизни. И во многом – в творчестве. Наши совместные концерты заняли очень важное место в моей концертной деятельности.
Вернемся к Вашей оперной деятельности. Из многих десятков партий, созданных Вами на сцене Большого театра, самой любимой для вас была и остается…
Любимая партия – Любаша из "Царской невесты". Настоящий женский образ.
Но почему? Из-за музыки? Образ-то ведь такой не очень хороший.
Очень хороший, настоящий женский образ.
Так убить ведь хотела…
Минуточку… А как бы Вы себя повели на месте молодой красивой женщины, которую любит красавец-мужчина – Грязной? И чего он ради нее ни делал, и украл ведь ее, и любил по-настоящему. И вдруг она сталкивается с тем, что он не приходит к ней ночью, не приходит – то у него пьянки, то гулянки, и потом до нее доходят слухи, что он влюблен в другую. Как Вы себя поведете?
Но не до убийства же!
Конечно, не до убийства, но это страсть, понимаете. И я ее, между прочим, только жалела. Она не злодейка, нет, она защищала свою любовь… Для меня у Любаши есть ключевая фраза, помните [поет]: "ты на меня красавица, не сетуй" – помните, во втором акте, когда она вот это зелье приворотное, заготовленное для юной соперницы, прижимает к груди, и дальше – "купила я красу твою, купила. Но заплатила – дорого, позором". Я вообще ни одной партии своей не позиционирую как злодейку, даже Марину Мнишек, тоже у девушки были страсти свои, политические.
"Мы с моим родным Большим театром ушли в бессрочный отпуск на ремонт"
Тамара, почему Вы так рано ушли из театра, будучи в прекрасной форме?
Одну минуточку, что Вы подразумеваете под "рано"? Последний спектакль в Большом я спела в 2002 году.
Уже шесть лет назад. Могли бы спокойно петь и петь.
Да кому же это надо? К тому же, почти полностью исчез репертуар мой, просто исчез. Кроме одной несчастной "Царской невесты", то есть той самой Любаши, которую до сих пор мне, слава Богу, театр предлагает петь.
И Вы поете?
Нет, не пою. Не пою просто в силу семейных обстоятельств, в силу здоровья, вернее, нездоровья. Ну, много есть того, о чем не будем говорить.
Ну, мне думается, что не закройся основное здание на длительную реставрацию и не переместись вся труппа на Новую сцену, Вы бы не ушли. Новая сцена осталась для Вас чужой и, главное – с чужим репертуаром, к тому же упорно насаждаемым, так сказать, "новаторством", когда из классиков ранга Пушкина, Глинки, Чайковского делается нечто… Вы были на новом "Онегине"?
Была.
Ну и как – выдержали?
Нет. Знаете, Нина Борисовна, Вы заглянули сейчас в самую глубину моего сердца. Я все думала – почему-то я в этот театр, на эту новую сцену не хожу? И вот сейчас, в эту самую секунду, я и поняла: это действительно не мой театр. Бывает, моя подруга Маквала Касрашвили – она сейчас возглавляет оперную труппу Большого – уговаривает меня прийти, рассказывает что-то. Я слушаю, как о каком-то другом, чужом оперном театре. Мало ли их, этих театров. И правильно я всегда говорю, - пусть и в шутку, но не совсем: "Мы с моим родным театром ушли в бессрочный отпуск на ремонт". Утешает только то, что все это пройдет. Помнится, мне мама рассказывала, был такой период в нашей истории, когда главным лозунгом было "Стыд – долой". Прошло ведь. И этот стыд пройдет. Так что, возвращаясь к Вашему вопросу, отвечаю: нет, не рано я ушла из театра, а вовремя. Я прослужила в Большом театре без нескольких месяцев 40 лет, то есть, считайте, два срока – у нас ведь для пенсии надо прослужить 20 лет. Это считается рано? И к тому же я предпочитаю, чтобы обо мне не говорили – "Как, она все еще поет?!", а говорили: "Почему Вы так рано ушли, Вы же в прекрасной форме!" Это моя отдушина – в том, что "меня не ушли", а я сама вольна решать – уходить или нет, и меня еще и сегодня порой зовут… Так что…Я как-то избежала печальной участи – я ушла необиженной. А я знаю, сколько народу ушло из нашего театра ужасно обиженными – по разным причинам и просто без причин. Вообще я могу сказать, что я не ушла из театра, а из него вышла, потому что сердце мое осталось там, в том здании, которое сейчас так страдальчески ремонтируется…
О Каспийском море, мировой опере и вокальной кафедре
Какова вообще, на Ваш взгляд, ситуация с оперой сегодня? В России, в мире? Такое мнение есть, что, мол, как уровень Каспийского моря то поднимается, то опускается…
Совершенно верно. Я думаю, что сейчас опера не на подъеме. Сегодня общий уровень мировой оперы несколько (и даже сильно) понизился, я так думаю… Но эта ситуация - не навсегда… Опера – одна из высших форм искусства вообще, и она, конечно, возродится.
И последнее. Слух прошел, что с началом нового учебного года Вы возглавите вокальную кафедру вокала в ГИТИСе?
Уже "слух прошел". В общем, это где-то близко к истине. Дело в том, что я никогда не представляла себя сидящей в кресле – в роли какого-то чиновника, начальника, хоть самого малого. Но три года назад, когда мне предложили взять несколько учеников по вокалу на только что набранном тогда курсе актеров музыкального театра, и я начала работать с этими учениками, я рассказывала вам о них – тогда уже руководство факультета, руководство ГИТИСа стало как бы примерять на меня роль завкафедрой вокала. А в конце нынешнего сезона, в мае, меня стали уже уговаривать вплотную.
И Вы согласились?
Почти. Но поставила одно условие – дать мне помощника по административной части, чтобы я не могла сидеть в кресле, Вы понимаете? Я им, видимо, действительно нужна "для поднятия статуса вокальной кафедры" – так они сказали. Ну, красиво сказали, я красиво согласилась. Не знаю, что из этого получится. Но намерения у меня – самые добрые – я настроена на работу, а я – человек ответственный, это все знают".
Обозреватель Нина Коваленко
/Интерфакс/
